БЫЛОЕ И ДУМЫ НИЖНЕЙ ИРГИ,
или ПОЧЕМУ КРЕПОСТНОЕ ПРАВО СУЩЕСТВУЕТ ДО СИХ ПОР...
Репортаж из "отчаянной глубинки"

В последние бесснежные дни село Нижнеиргинское было видно с горы как на ладони. С высоты жизнь в ущелье на самом западном краю области кажется идиллической. Могучие леса вокруг, милые домики по берегам двух речушек, длинная лента дороги, по которой ползет трактор. Пессимизмом заражаешься, прогуливаясь по самим улицам. Упадок, запустенье… От грустных мыслей не спасает восхищение богатством Ирги: ее кержацкой историей, изобретением здесь самовара, полуостровком Америка, а также единственным в стране памятником реформе 1861 года. К сожалению, реалии современности опровергли ее необратимость. Потому что, как считают местные жители, крепостное право существует до сих пор.


Староверы ценились больше всех

– Предание гласит, что люди начали заселяться у нас еще в XVII веке, когда сюда, на Камень, как называли тогда Урал, бежали от преследований раскольники, – объясняет Татьяна Смирнова, учительница истории Нижнеиргинской средней школы, – В большинстве своем они приходили с реки Керженец Нижегородской губернии, от имени которой, очевидно, и происходит еще одно название староверов.

С 20-х годов XVIII века, с момента строительства на реке Иргине медеплавильного завода, количество кержаков здесь быстро увеличивалось. Откуда хозяева производства братья Осокины (после Демидовых вторые на Урале по богатству) набирали людей, посторонние не знали. "В Иргинский завод приходят пришлые люди многое число непрестанно, а какие они уроженцы, того не объявляют, а приказчики о том виду не дают", – писал в жалобах начальству в Екатеринбург кунгурский воевода. Владельцы нарушали закон осознанно. На Руси многие столетия подряд из всех крепостных работников староверы в силу своего строгого воспитания и ответственности в труде ценились больше всего. В своем выборе Петр и Гаврила Осокины не просчитались, и уже к середине 1730-х годов в Иргине существовал десяток фабрик: молотовая, меднокотельная, кузнечная, якорная и другие.

– Широкую известность наши мастера получили сразу же, – восхищается Татьяна Савельевна, – Первый русский самовар изобрели в Нижнеиргинске между сентябрем 1738 и февралем 1740 годов и даже наладили серийное производство. Это случилось за несколько десятилетий до появления знаменитого тульского. Мы с ребятами пытались найти ранние экземпляры. Не получилось. Возможно, в период медного бума народ сдал их в утиль.


Победили работой

Село развивалось стремительно с момента основания. Говорят, в отдельные времена численность его жителей доходила до 14 тысяч, хотя документально подтверждена лишь треть из них. Здесь были школа, две православные церкви, три единоверческие. По воскресеньям проводились базары со "значительным торгом". Одних только возов с хлебом выставлялось до двух тысяч.

Краеведы подсчитали, что в Нижнеиргинске процветало более 100 ремесел. Делали разнообразную посуду, валенки, свечи, обувь, обрабатывали кожу… Именно труд спас Нижние Ирги от двух крупных потрясений. Первое – приход в село войска Пугачева.

По воспоминаниям восстановлено, что в июле 1774 года "народного царя-батюшку" встречали хлебом и солью. Церковь отслужила молебен. В знак уважения Емельяну даже обмыли в пруду сапоги. Но на следующий день мужик показал свой нрав. Он приказал спустить из пруда воду, которая требовалась для технологического процесса. Жители долго умоляли о пощаде. Уговоры не помогли. После этого в нормальную колею завод входил несколько лет.

Второй раз село оказалось на грани в 1879 году, когда производство остановилось окончательно – владельцы разорились потому, что затонул плывший в Англию караван с иргинским железом. Покрыть убытки было невозможно. Вдобавок, практически истощились рудники. Рабочим тогда раздали хорошее (!) выходное пособие и отпустили на все четыре стороны. Пришлось им заниматься собственным кустарным делом, благо ремесла знали.

Основную ставку в тот период люди сделали на сапожников, и обувная фабрика продержалась до наших дней. Работать не переставали в самые сложные для страны советской времена.

Это подтверждает житель Нижнеиргинска Тихон Стахеев, которому нынешним летом исполнилось 95 лет. Для своего возраста держится он хорошо. Общительный, коммуникабельный. За свою жизнь Тихон Федотович отлучался из села только воевать и немного поработать в ГПУ – возил какого-то начальника.

– Подмастерьем я стал стразу после революции. Сел сапожничать в 11 лет. Тяжелые были годы… Красные застрелили деда в его же кровати, белые убили дядю в соседнем овраге. Лишь труд помог нам справиться со всеми горестями.

Вот только в начале девяностых, когда предприятия позакрывались и кержацкая закваска в людях потихоньку исчезла, село, пережившее набеги Пугачева, разорение завода, революцию и коллективизацию, надломилось быстро...


Лишь бы он жил

У этого человека я знаю только имя. Его судьба показательна, думаю, подобные люди – не редкость по всей стране. Поэтому фамилия и отчество не играют здесь никакой роли.

Впервые я увидел Костю у сельсовета. В милицейской форме он гордо вышагивал по небольшой площади и вертел гаишную палочку в руках. Мысли об антитеррористической операции на селе, смеясь, опровергла Анна Балдина, руководитель администрации Нижнеиргинска. Но изначально что-то грустное чувствовалось в ее улыбке.

– Никакой он не милиционер. Просто человек не здоров психически. Это наша реликвия. В советские времена работал на обувной фабрике. Когда началась перестройка, на него сильно подействовала нестабильность. Он у нас чуть не замерз в доме. Не хотел даже печку топить. Такая вот депрессия была! Долго в больнице лежал. Сейчас живет один. Деньгами руководить не может. Иногда выручаю – даю ему на хлеб.

Лет 10-15 Костя ходил в форме полковника со всеми регалиями, но недавно купил себе милицейский костюм. Охраняет теперь порядок. Наши-то знают. А чужие попадаются на удочку. "Что так мчитесь? Так вы, мужики, еще и пьяные!" Может, мечта была в детстве служить в органах. Может, боится разлада в обществе. Мы сначала возмущались, потом перестали обращать внимание. Лишь бы он жил. Чтобы апатия не вернулась...


"Есть женщины в русских селеньях..."

Через два месяца исполнится пять лет, как Анна Балдина трудится на посту главы администрации села. Честнее назвать ее работу непрерывной вахтой. В самых разных ситуациях она остается для жителей единственной надеждой и опорой. Решение проблем ждать не будет. А значит, люди могут обратиться к ней на улице, в магазине, придут за советом домой. Когда не было в Иргинске участкового, приходилось самой бороться с незаконной торговлей спирта, разбираться в семейных конфликтах – больше не кому. Да и характер такой у человека – ответственный, сознательный. За все душа у нее болит.

Раньше Анна Алексеевна вела бухгалтерию на обувной фабрике. Когда начальство приказало выдавать сотрудникам зарплату черным и белым налом, она не пошла вопреки совести. "Как я буду в глаза землякам смотреть. Ведь к выходу на пенсию они почти ничего и не заработают". Заявление с просьбой об увольнении написала решительно. Месяца четыре сидела дома, помогая мужу заниматься пчелами, пока в администрации села не потребовался бухгалтер. После долгих уговоров она согласилась. Вскоре возникла необходимость кому-то занять пост главы. Сельчане поддержали ее кандидатуру.

Рабочий день Анны Балдиной начинается в восемь утра. Люди идут, не переставая. Не умолкает телефон.

"Да. Здравствуйте. Газ надо? А что случилось? Закончился?! Так!.. Вот это, тетя Рита, я не знаю. Позвони по номеру 21609, объясни. Слушай, в твоем возрасте нельзя так переживать. Это ведь не смертельно. Я тебе потом брякну".

– Женщине поставили баллон с газом 26 числа, а 17 он уже закончился, – объясняет ситуацию, – Такое не реально. Его должно хватать на три-четыре месяца. Может, непрочищенный баллон был, может, мало закачали...

Звонок прерывает беседу.

"Маргарита Трофимовна. Не реви. Ну, 90 рублей разве твоего здоровья стоят. Не расстраивайся, милая моя. Я тебя включу в самую первую машину. Привезут тебе газ. Только не переживай".

Заходит мужчина.

– На турнире футбольном мы первое место заняли. Вазочку вот принес за первое место…У нас во вторник еще игра будет. По жребию Сарсы выпали. Что с бензином?

Анна Алексеевна на секунду задумывается:

– Это сотня километров. Надо 660 рублей… По маленько буду клянчить у всех. Завтра подойди. Решим. Ты список команды составь, пожалуйста.

– Приехал за сваркой? – отвлекается на очередного посетителя, – Сейчас пойдем, договоримся.

Ей приходится сложно. Это по началу что-то можно было списать на нехватку опыта. Но причины трудностей всегда оказываются прозаическими. Своего бюджета у сельсоветов нет, а дефициты огромные, дыр много, работы для людей не найти.

– На первое января в Иргинске зарегистрировано 1428 жителей: 90 дошколят, 386 пенсионеров и инвалидов, 750 трудоспособных граждан, 202 школьника, – Анна Алексеевна перечисляет словно таблицу умножения. – Недавно число безработных увеличилось до 250 человек. Окончательно закрылась обувная фабрика, разогнали всех в совхозе. На днях они поедут в Красноуфимск вставать на учет. Несколько месяцев будут получать пособие, а потом… Перспектив никаких!

Ну и как тут быть главе?!

– Что-то бы и хотелось сделать, а бьешься, словно головой о стену, и толку никакого.

Три месяца назад на балансе администрации Иргинска появилась собственная пожарная машина. Анна Алексеевна не признается, каких трудов стоило для нее построить гараж. Сейчас в помещение осталось вставить окна и двери. Балдиной удалось договориться. Представитель местного малого бизнеса – "ЧП Маланин" – поможет с дверьми. Другие установят. В российской глубинке надеются только на свои силы и добрых людей.

– Мы привыкли, что во благо села государство не предпринимает ничего. Поэтому у меня такое пессимистическое настроение. Приходится не жить, а выживать. Наревешься и дальше пытаешься что-то сделать.


"Слышу голос из прекрасного далека"?

Сберкассу в Нижнеиргинском ликвидировали пять лет назад. Взамен раз в неделю в село приезжает инкассаторская машина. Выдают, принимают деньги. К новому году обещают закрыть почту. В верхах это планировалось еще к первому августа, но старухи взревели: "Нам за 40 километров в Красноуфимск ездить, чтобы заплатить за радио, телефон?!" Видимо, придется. Альтернативы не предвидится.

– Мне страшно за тот развал, который происходит. В Иргинске детям оставаться незачем, – дает свою оценку учительница (!) Татьяна Смирнова. – Вот говорим: крепостного права нет. А если человеку негде работать и пойти ему некуда, я не думаю, что он свободен. Сельский житель сейчас точно так же, как и при царском режиме, прикован к деревне. Жить здесь не на что, да и выехать нет возможности.

В сложившихся условиях самым богатым слоем населения неожиданно оказываются пенсионеры.

– Привез машину дров. Нанимаю парней, чтобы распилили, раскололи, – рассказывает пенсионер Димит Сельнихин, – Одиноких пожилых в Иргинске много. Живые деньги имеются только у стариков. Вот они и платят за помощь по хозяйству. Весной нужно землю вскопать, летом – траву скосить, осенью – картошку собрать, зимой – сено обметать. У самих остаются крохи. Хватает лишь на хлеб в магазине. А цены-то растут и растут. Скоро еще льготы отменят. Все хуже и хуже в деревне.

Недалеко от Нижнеиргинска есть населенный пункт Шуртан. Живет там 17 человек. Иргинску пророчат такое же будущее.

– Село ждет другая судьба, – не соглашается Анна Балдина и дает не менее мрачный прогноз,. – Оно будет дачным поселком.

Землю обеспеченные люди потихоньку начали скупать еще давно. Месяца полтора назад были подписаны документы о продаже участка, откуда началось заселение (!) Иргинска. На противоположном берегу, на полуостровке Америка, названном так в силу своей удаленности (сюда можно добраться только на лодке), уже стоят четыре дачи. Виды красивые, поэтому и едут сюда. Те, кому удовольствие по карману. Из местных жителей в "американцах" осталось две семьи – раз в десять меньше, чем раньше. Стареет Иргинск, умирают люди. Этот факт наиболее остро понимаешь в местном музее, в котором целая комната отдана под фотографии земляков–участников Великой Отечественной войны. В 1941 году на фронт отправилось 619 иргинцев. Защищать родину уходили целыми семьями, например, как восемь братьев Дворниковых. Домой с войны вернулось 310 человек. Лишь девять дожили до сегодняшнего дня.


И памятник притягивает

В другой комнатке музея представлены основные вехи истории Нижнеиргинска. Интересны пожарный колокол, рогожи, ткацкий станок, стенды о народном образовании, лесничестве, сельпо. За стеклами витрин хранятся две гордости – самовар и образцы продукции обувной фабрики – сапоги с поражающими воображение подметками и не менее уникальные модельные туфли. Что выставят в музее в качестве продукта деятельности сельчан конца ХХ века? Лично я не знаю.

На горе, около памятника отмене крепостного права, частенько собирается молодежь. После таких похождений обычно остаются горы мусора. Бывают, что портят сам постамент – так обращаются с завещанием предков. Старики пытались гонять "внучков", не получилось. Утеряны сегодня корни. Кому суждено возродить уважение к прошлому?! Не дачники же этим будут заниматься.

В декабре Анна Балдина собирается покинуть свой пост. «Пять лет я прослужила Иргинску. Устала. Больше нет сил». Отчаянной уральской глубинкой назвали Нижнеиргинск в эфире "НТВ" три года назад. Как раз вот этот эпитет жизнь так и не опровергла.

Константин Фоминцев

Староверы ценились больше всех
Победили работой
Лишь бы он жил
"Есть женщины в русских селеньях..."
"Слышу голос из прекрасного далека"?
И памятник притягивает

На главную>>