|
ЗА БУТЫЛКУ ПИВА
Обычно о работе вытрезвителя журналисты пишут со слов его работников. Акценты в таких материалах смещены в сторону осуждения попавших сюда людей. Агентство «Скрытая камера» отступает от канонов. Недавно в столь, пожалуй, богоугодное заведение попал наш сотрудник. Мы не оправдываем коллегу, но отдаем должное, что ему удалось все же «трезво» оценить ситуацию и сделать кое-какие выводы, которые сейчас предлагаются вашему вниманию. Понятно, что сотрудники правоохранительных органов увидят в тексте массу крамольных для себя идей, суждений и мнений. Но они не должны забывать, что каждый человек имеет право на свою точку зрения. На полпути меня окликнули. Это был молодой человек в милицейской форме, который вылез из патрульной машины и спешил ко мне, борясь с гололедом. Он представился и, как водится, попросил меня предъявить документы. Их при себе я не имел. Но сей факт «правоохранителя» скорее обрадовал, чем смутил и, желая продолжить разговор, милиционер поинтересовался количеством выпитого мною алкоголя. «Бутылка пива», – был ответ. Видимо, я был не достаточно убедителен, может, проклятый гололед подвел, но мне предложили пройти в машину. Там сидело еще два милиционера, которые спустя минуту спешно ее покинули, завидя кого-то. Я же стал расспрашивать моего «конвоира» о причинах задержания и, узнав про «появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения», заинтересовался своей дальнейшей судьбой… Попросил позвонить домой, чтобы домашние не волновались, но мне было отказано: «Мы не в Америке». «Да, действительно жаль, что мы не в Америке», – думал я, проклиная Россию с ее «дураками и дорогами»… Тем временем привели еще одного товарища по несчастью, и мы тронулись в отделение милиции. Раздеваюсь, пардон, до трусов, сдаю ценные вещи, и – в камеру. Камера в медвытрезвителе – это комната площадью 15–20 квадратных метров. Зарешеченное окно, три железные кровати с панцирной сеткой без спинок. Они прибиты гвоздями к полу. Над дверью, которая запирается снаружи, тускло светит лампа. Стены до половины выложены кафелем, выше – побелка. На одной из кроватей уже спит «гость». Я занимаю соседнюю. Хлопает дверь, и все кругом замолкает. Фатальность судьбы и сонная атмосфера действуют лучше любого снотворного. Делать нечего, засыпаю и я в ожидании следующего дня. ...Как-то незаметно привели третьего. В коридоре началось оживление, громкие разговоры. «Все занято, пьяных больше не брать!» «Вот не повезло, – думаю я, – шел бы домой на пару часов позже, не забрали бы»… Разные мысли лезут в голову. Спать неудобно, сетка кровати провисает чуть ли не до пола, противная лампочка светит прямо в глаз. Силюсь снова заснуть, считаю до ста, до пятисот… С трудом, но помогает. …Нет, все-таки спать очень неудобно. Подушка напоминает черствую сплющенную лепешку. Стучусь в дверь. По дороге в туалет расспрашиваю дежурного милиционера не пора ли домой. Оказывается, общий для всех подъем будет в восемь утра. Еще раз прошу сделать звонок по телефону. Бесполезно. За окном темно. Когда же будет утро? Часов нет, сдал вместе со всеми вещами. Этот вопрос волнует не меня одного. Один из моих соседей бормочет, что раньше даже среди ночи отпускали. Ему плохо, тошнит... Сморкается в одеяло. Становится противно. Я с недоверием оглядываю свою постель: наволочка и простынь вроде свежие, а вот одеяло без пододеяльника, такое же, как у него. Черт побери, надо спать. …Просыпаюсь от стука засова и разговоров в коридоре. Кажется, начали выпускать. Сначала кого-то из соседней камеры, потом еще откуда-то. Время совершенно останавливается. Выводят соседа. Когда же меня? Проходит целая вечность. И вот слышу свою фамилию! Меня ведут мимо дежурного к веренице шкафчиков-кабинок, как в детском саду или, к примеру, в спортивной раздевалке. В одном из них скомкана моя одежда. Могли бы попросить, сложил бы аккуратно... В пыли валяются выпавшие из кармана вещи. Пересчитываю деньги. На сто рублей оказалось меньше. На немой вопрос дежурный выдает квитанцию за услуги заведения: «Зато волноваться не надо, уже заплатил». Дежурный офицер – веселый и довольно вежливый. Все время острит. Я охотно бы посмеялся вместе с ним, но почему-то нет настроения. Второй – сержант – его противоположность. Он недовольно вскрикивает при моей попытке отряхнуть запылившуюся в грязном ящике одежду. Видимо, невысокая должность накладывает свой отпечаток. «На России бедной даже дворник – барин, коли бляху нацепить ему позволят…» Ставлю в документах с десяток подписей. Витки двух понятых, сделанные одной и той же рукой, уже красуются на своих местах, а ведь их я и в глаза не видел. Меня заносят в картотеку: мажут руки черной краской, сержант снимает отпечатки пальцев. Я раскладываю по карманам оставшиеся вещи, но офицер просит не торопиться. Сержант сопровождает меня по лестнице. Время идет, и по мере того, как вытрезвитель пустеет, камера наполняется народом. Набирается человек десять, а скамья вмещает только троих. Остальным приходится сидеть на корточках на полу. Один из сокамерников болеет с похмелья. Он снова и снова опрокидывает в рот уже давно опустевшую пластиковую бутылку, позаимствованную у соседей за перегородкой. Я смотрю на последнюю каплю, которая никак не хочет стекать по помятым бокам. Из-за стены просят спичку. Одна единственная спичка и коробок странным образом отыскивается в щели стены, испещренной надписями. Мы успешно меняем ее на половину сигареты. Напротив нас идет своя жизнь. Необычно смотреть на нее из-за решетки. Настолько необычно, насколько унизительно для человека. В отделении милиции выстраивается шеренга молодых людей в штатском. Их экзаменует женщина, видимо старше по званию, но тоже не в форме. По тому, как невнятно и запутанно отвечают они на вопросы, принимаю их за стажеров. Женщина задает последний вопрос, но, так и не добившись правильного ответа, приводит его сама. Зачитывается сводка, и женщина дает последние напутствия, сокрушась о плохой раскрываемости – 52 процента. «Нам бы 54», – говорит она. И «стажеры», на мое удивление, получают оружие и расходятся по своим, неведомым мне делам. В здание суда мы попадаем через три часа ожидания. Судья зачитывает обстоятельства: «Вы, такой-то – такой-то, находясь в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести, в шестнадцать часов были задержаны на улице Ленина…» Мое наказание – штраф в 100 рублей. …Свобода! Как неожиданно, совсем по иному, начинаешь воспринимать вещи, до недавнего времени кажущимися обыденными, что захватывает дух. Время – полдень, и я вливаюсь в толпу прохожих, строю изменившиеся планы на день, с молчаливой улыбкой отказываясь на предложение одного из разбредающихся товарищей по несчастью пойти опохмелиться, скольжу по тротуару до ближайшей остановки. Скоро должен прийти автобус. Домой! |
|||
